"Молитва матери". (одно из самых длинных стихотворений всеобщей христианской поэтической коллекции, извините за то, что нагоняет тоску
).
Друзья! Заранее прошу прощенья, -
Быть может и не время это вспоминать,
А я вот вспомнил, вспомнил всё мгновенно:
Деревню нашу, дом, отца и мать.
Отец и мать мне часто говорили:
«Сыночек, милый, к Богу обратись!»
И ежедневно обо мне молились,
Но я любил совсем другую жизнь,-
Вино, друзья и сотни развлечений
Мне ослепили сердце и глаза.
И ослеплённый с диким наслажденьем
Смотрел я в рюмку, а не в небеса.
Молитвы для меня страшнее яда были,
О Боге я и слышать не хотел.
Летели дни… Я жил в грязи и пыли…
И думал я, что это – мой удел.
Мне не забыть, наверное, навеки
Тот страшный день, - отец мой умирал…
Из материнских глаз слёз вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал:
«Ну, где же Бог твой? Что ж он не спасает?
Он – Исцелитель, - что ж ты не встаёшь?!
Без Бога люди тоже умирают, -
И ты, отец как все, в земле сгниёшь».
Он улыбнулся и сказал сердечно:
«Я жив ещё, а ты, сынок, мертвец,
Но знай, что мёртвым ты не будешь вечно,
И вскоре воскресит тебя Творец!»
Отца похоронили… Мать молилась,
Втройне молилась о душе моей.
Потоки слёз, что за меня пролились,
Я буду помнить до скончанья дней.
Ну, а тогда я думал по - другому…
Была противней мать мне с каждым днём.
И вот однажды я ушёл из дома
Глубокой ночью, словно вор, тайком.
Тогда кричал я: «Вот она, свобода!
Теперь я волен в мыслях и делах ».
…Не знал тогда я то, что жизнь – болото:
Ступил на кочку – и увяз в грехах.
И жизнь меня как щепку закрутила
В водовороте суеты и зла.
В начале хорошо кружиться было,
Но вскоре заболела голова.
И вскоре стал ужасной, страшной мукой
Мне каждый круг и каждый оборот.
Я волю напрягал, ум и – до боли – руки,
Но жизнь – водоворот, водоворот…
«Друзья» - о, лживое, обманчивое слово! –
Водоворота самый первый круг.
О, если б жизнь моя могла начаться снова –
Со мною б был Единственный и самый лучший Друг!
Круг развлечений, в золото одетый,
Меня своим сияньем ослепил.
Я был слепцом, не видел рядом света
И в страшном мраке по теченью плыл.
Вино – источник зла и тысячи лишений…
«Приятный круг» - о, скольких он сгубил!
Но есть Источник жизни и спасенья –
Не пил я из него, я из бутылки пил.
Но, кто же мог спасти меня от смерти,
От тех кругов, влекущих так на дно?
Не человек, не человек, поверьте!
Ответьте, кто же? Ну, ответьте, кто?!
Метался я, не находя ответа.
И вот однажды летом в сильный дождь
На улице я друга детства встретил.
Увидев земляка, почувствовал я дрожь.
Предстал передо мною милый образ:
Глаза печальные и мокрые всегда.
Забилось сердце, задрожал мой голос,
А вырвались бездушные слова:
«Ну, как там мать, меня хоть вспоминает?
Наверное, давно уж прокляла?
Хотел заехать всё, да время не хватает, -
Сам понимаешь, то работа, то дела».
«Дела, работа… Помолчал бы лучше –
Твои дела не трудно угадать!
Я расскажу, но только сердцем слушай
Про то, как «позабыла» тебя мать.
Когда сбежал ты, мать твоя от горя
Вся поседела – ведь тобой жила!
И каждый день, в любую непогоду,
Шла на распутье и тебя ждала.
И, простирая свои руки к Богу,
Молясь во имя пролитой крови,
Она стояла, влитая в дорогу,
Столпом надежды, веры и любви.
Ну, а когда стоять была не в силах,
Когда она в постель совсем слегла, -
Кровать к окну подвинуть попросила,
Смотрела на дорогу и ждала…»
Его слова стремительным порывом
С души сорвали равнодушье в раз.
Я задрожал и прошептал пугливо:
«Скажи, что с ней? Она жива сейчас?»
«Сейчас – не знаю… Уезжал – дышала…
В её бреду услышал я слова:
- Сыночек, милый, ты пришёл? Я знала!..
А ты, - работа, говоришь, дела!..»
Я побежал подстёгнутый, как плетью,
Одним желаньем, жгучим, как огнём:
Увидеть мать, не опоздать, успеть бы
Упасть пред ней, раскаяться во всём!
Вокзал и поезд… И одно лишь слово
В висках стучало молота сильней.
Хотел не думать, но напрасно, - снова
Я слышал лишь одно: «Скорей, скорей!»
Вот поезд стал. Я вышел. От волненья
Меня трясло, и что-то жгло в груди.
Я в ночь шагнул дрожащей, страшной тенью
От пламени, горевшего внутри.
…Знакомая дорога и деревья,
И только незнакомый сердца стук…
Вот кладбище, за кладбищем – деревня.
Могилы… И отца я вспомнил вдруг.
И ноги как-то сами повернули…
И в тишине, зашелестев листвой,
Меня к его могиле потянули
Заросшей и заброшенной тропой
Я шёл, до боли напрягая зренье:
Знакомая берёзка – значит, здесь…
Впервые в жизни встал я на колени, -
Обжёг щеку холодный, мокрый крест:
«Отец, прости безумную ошибку!
Ты прав! - ты жив - я слышу шёпот губ.
Стоишь ты предо мной, твоя улыбка…
А я – зловонный, сгнивший, мерзкий труп.
Но я заботой и любовью к маме
Сотру всё прошлое, клянусь тебе!
И ты, мой папа, будешь в сердце с нами…
А если?.. Если мать уже в земле?!»
И сердце снова бешено забилось.
Я огляделся… Тьма, ни зги кругом,
И вдруг – луна… Окрестность осветилась,
И я увидел рядом свежий холм.
Да, лишь луна и звёзды только знают,
Как я со стоном на могилу пал,
И мамин холмик обнимал, рыдая,
И землю по - сыновьи целовал:
«Ты слышишь, мамочка? Прости, родная!
Не надо, не молчи, открой уста!
Давай молиться вместе, дорогая,-
Встань, мама, слышишь, умоляю, встань!»
Но холм молчал, дыша могильным тленьем.
Кругом – ни звука, словно мир уснул.
И вдруг я понял, Кто мне даст прощенье,-
И с воплем к небу руки протянул!..
И эта ночь последней стала ночью
В моей безбожной жизненной ночи,-
Она открыла мне слепые очи,
И я увидел новый – Божий мир.
С тех пор живу я с Господом Иисусом,-
Моя в Нём радость, счастье, чистота!
И никому сказать не побоюсь я,
Что я не мыслю жизни без Христа.
Когда я вижу пред собой картину:
Заплаканную, сгорбленную мать,
А рядом – гордого, напыщенного сына,
От всей души мне хочется сказать:
Вы, матери, имеющие сына,
Прострите ваши руки к небесам-
И верьте, что молитвы ваши в силах
Творить и после смерти чудеса!..
Вы, сыновья, забывшие о Боге,
Взгляните на молящуюся мать
И встаньте рядом, чтоб в своей дороге
Вам эти слёзы не пришлось пожать!»
А вот ещё один стих того же Николая Шалатовского, но полегче:
"Святой".
Он утро своё начинал с покаянья
Без громкой молитвы, без крика «прости!»
Он знал, что не в этом его оправданье,
Что милость словами нельзя обрести.
Едва только солнце от сна пробуждалось,
Как сердце его пред Творцом раскрывалось
И крупные слёзы кристальной росой
Дрожащее тело его покрывали
И Царство Небесное в душу вливали,
И весь он сиял неземной красотой.
Не гордый, но стройный, не громкий, но славный,
Не вождь, не священник, не царь, не пророк…
Он, право, не знал на земле себе равных,
Прекрасный как ангел, безгрешный, как Бог.
Он был на святого совсем не похожим,
Как тысячи тысяч, бесхитростно жил,
Он был самым маленьким в Царствии Божьем,
Но больше Иоанна Крестителя был.
Он был ни одним из грехов не запятнан,
Хотя и питался лишь грязью земной.
Напротив, презренная мерзкая слякоть
Причиной была его жизни святой.
Не знал он ни строчки из Божьих писаний,
Общений, собраний, обрядов не знал;
Он землю считал основанием Храма,
А небо он сводами храма считал.
Он доброго ближним, поверьте, не делал
И злых не прощал и врагов не любил,
Но странно при этом и духом, и телом
Послушен всецело Создателю был.
Не знал он забот, никогда не трудился,
Не ведал ни сект, ни течений, ни вер,
Но всё же Спаситель совсем не ошибся,
Апостолам жизнь его, ставя в пример.
Ведь каждое утро, едва рассветает,
В молитве безмолвной склоняясь на восток,
Нам таинство жизни святой открывает
Простой полевой... Цветок.